Где это слово окажется, где это слово скажется? Только не здесь, ибо мало молчанья на острове и в океане, и на материке, в пустыне и на реке - для тех, кто блуждает во тьме...
Ищу, ищу... Что ищу - сам не знаю, не понимаю, но продолжаю рыть, копошиться, перекапывать. В себя вон вкопался, разрыл до основания - и увидел. Такое, что тошно стало, до сих пор перед глазами стоит. И зачем оно, спрашивается, мне было надо? Не-за-чем. Вот то-то и оно.
С одной из своих жутких проблем я разобрался - легко так, просто и непринуждённо. На самом деле ни хрена не легко, конечно, но рюмка коньяку таки облегчила мои мучения. Так что право оставаться собой я частично отстоял, больше меня ломать не будут. И хорошо, а то непонятно, сколько бы я ещё так выдержал. Это уже начинало вызывать страх, и я нескоро ещё избавлюсь от неприятных воспоминаний... Но больше так не будет. Больше я никому не позволю.
Я меркантильная дрянь - живу в доме для того, чтобы потом разрушить его до основания и получить выгоду при этом. Выжидаю благоприятный момент, в засаде сижу, как паршивый партизан... Противно, самому противно, честное слово. Но нытьё это слушать ещё противней, хватит, наслушался. У меня на лбу, что ли, написано, что я мать Тереза? Не написано, и нехуй ждать от меня благотворительности, ибо каждому воздастся по делам его, а пустое место никаких дел совершить не может, оно может только быть, а этого недостаточно, увы. Так что - да, я сломаю всё к ебёной матери, и хвосты обрублю, ибо это не жизнь ни хуя, это уродская пародия на существование - когда не можешь спокойно выйти из дома и спокойно зайти в дом, когда даже находиться в этом доме спокойно не получается - дёргаешься от каждого звука да молишься всем богам, чтобы этот лифт - мимо, эти шаги - не к тебе. Нет, нет, НЕТ. У меня будет всё, что мне нужно, а нужен мне покой, одиночество мне нужно и тишина. И чтобы меня не трогали больше, не ломали, не гнули. Сколько можно-то, в конце концов? Я же не железный, я и трещину дать могу, так нет же - вооружились транспарантом "для твоего же блага", осаждают, докучают, забрасывают тухлыми яйцами в ответ на каждое движение. А я их даже ненавидеть уже не в состоянии - это слишком сильно, перегорел я для этого, кончился.
А в особняке всё спокойно. Идут дожди, тёплые и обильные, сад зазеленел, как сумасшедший. По ночам приходится основательно протапливать камин - изгоняем из комнат промозглую сырость. Винченцо говорит, что через месяц дом просохнет, но я ему не верю - спускался в подвал, там настоящее болото и грибы на стенках фосфоресцируют.
Кошка где-то в коридорах выловила чёрную мохнатую зверюгу, с мышь размером. Недодушила, притащила мне - хвастаться. Я таких никогда раньше не видел, судя по всему, их вообще никто и никогда не видел, кроме, может быть, Винченцо. Неспроста же он на меня тревожно косился весь вечер, когда я ему показал нашу с кошкой добычу. Думал, начну расспрашивать, волноваться там, психовать... А мне что - пусть живут, если вредительствовать не будут: продукты портить, или там, стены грызть. Впрочем, грызть-то они вряд ли в состоянии - им нечем, у них головы нет. Но, с другой стороны, молоко же оно жрёт как-то. Я его молоком напоил и в сад выпустил, правда, сдаётся мне, кошка их теперь повадится таскать со страшной силой - инстинкты же.
Ничего, молока на всех хватит. Лишь бы не душила.
Поговорил с ней серьёзно, вроде поняла.