Нью-Хейвен, штат Коннектикут.
Хоспис не спит, несмотря на уже очень поздний час. Хоспис полон звуков.
Шелест чьих-то шаркающих шагов разносится по коридору. В холле негромко работает телевизор, кто-то из стариков похрапывает под мерное бормотание "магазина-на-диване". Капает вода в душевой. Дежурная медсестра шелестит бумагами.
Сэнди тоже не спится. Он беспорядочно бродит по комнате, которую в своё время категорически отказался величать комнатой и с тех предпочитает называть палатой. Он шуршит листами ватмана, перебирает стопки книг и постепенно склоняется к мысли о том, что неплохо было бы выпить кофе, раз уж ему любезно разрешили держать в палате электрический чайник.
Сэнди тридцать один год. И он совершенно не хочет умирать.
Бред. Много.Ни одного из здешних жителей не спрашивали, желает ли он отправиться на тот свет или нет. Просто поставили перед фактом - мистер, мы с прискорбием вынуждены вам сообщить... Лили, дорогая, только не расстраивайся... Роберт, боюсь, новости, тебя не обрадуют... Фил, ты идиот, Фил, нельзя же так сразу... Сразу или не сразу - какая, к чёрту, разница, если с этой минуты тебе предстоит жить, зная, что за пределами симпатичного, но несколько аляповатого календаря "Michelin" (или "Ferrari", или "Playboy", или что там ещё вешают в палатах хосписа ещё не старые, но уже мёртвые люди) - жить, зная, что за этими пределами тебя уже не существует? Тебя нет в календарях на следующий год, нет по умолчанию, и не будет, если только красноносому Санте не взбредёт в голову дурная фантазия преподнести плохому мальчику Сэнди запоздавший на пару десятков лет рождественский презент.
Сэнди сказали, что если он доживёт до Рождества, это будет самым настоящим чудом. Но Сэнди давно уже не верит ни в чудеса, ни в Санту, ни в Библию. Он вот-вот перестанет верить даже в собственную смерть. Ему всё чаще кажется, что он уже умер, умер давно, целую вечность тому назад, и попал в ад, где палаты называются комнатами, а в коридорах трудно дышать, потому что они забиты густым, тяжёлым, тянучим временем. Смерть - настоящая, реальная, физическая, - кажется ему избавлением от этой тяжёлой густоты, от этой непроницаемо пенопластовой тишины, в которую случайно впилась крошечная горсть каких-то острых звуков.
Сэнди забыл, как это, - верить в свою смерть. И поэтому он не сразу узнаёт её, даже когда обнаруживает сидящей на подоконнике открытого окна и безмятежно свесившей ноги наружу. Впрочем, перебрав в уме все возможные варианты, он довольно быстро останавливается на одном. Единственно, как ему кажется, верным.
Вообще-то он, конечно, не рассчитывал на сонмы ангелов, распевающих "Halleluja", но всё же был склонен ожидать... более, пожалуй, классического исхода событий. Что-нибудь типа света там в конце тоннеля, или, на худой конец, скелета в чёрном балахоне и с косой. Но парень, сидящий на подоконнике, хоть и обладал не слишком плотной комплекцией, но и на скелет отнюдь не походил. Всю его амуницию составляли вполне обыденные синие джинсы и бордовая футболка с длинным рукавом, явно пережившая на своём веку не одну стирку. Когда же парень перекинул ноги по эту сторону подоконника, в поле зрения Сэнди попали стоптанные кеды, также не несущие в своём облике решительно ничего мистического, загробного и потустороннего. Нимбов и пальмовых ветвей у пришельца не наблюдалось, "Halleluja" он петь, по-видимому, тоже не собирался, да и крылья, мягко говоря, у него были какие-то невзрачные - того же застиранно-бордового цвета, что и футболка. Поэтому Сэнди на всякий случай решил разъяснить обстановку.
- Вы... за мной? - горло внезапно пересохло, и Сэнди, не отводя взгляд от пришельца, нашарил где-то сбоку кружку с кофе.
- За тобой, - утвердительно кивнул гость. Рука дрогнула, и горячий кофе выплеснулся на ковёр. Промелькнувшая мысль о необходимой уборке была столь забавна, неуместна и абсурдна, что желание паниковать как-то исчезло само собой, оставив, тем не менее, какую-то вовсе неуютную пустоту. Сэнди очень слабо представлял, что ему нужно делать дальше. И нужно ли вообще что-то делать, что-то говорить... Может, стоит толкнуть пафосную речь, покаяться во всех своих грехах и начать посыпать голову пеплом, а может, нужно просто стоять и не дёргаться. И ждать, когда вся жизнь пронесётся перед глазами.
Прошло около минуты, а жизнь так никуда и не пронеслась. Сэнди допил остатки кофе и только тогда спросил, ощущая себя совершеннейшим идиотом:
- Мне надо что-то делать? Молиться там, или...
- Зачем? - парень недоумевающе приподнял брови. - Я привёл тебе коня. Ты последний.
- Коня? - переспросил Сэнди, окончательно переставая понимать суть происходящего.
- Ну да, коня, - пришелец кивком указал куда-то за окно. - Когда будешь готов, скажи.
- Коня, - повторил Сэнди, таращась куда-то в пустоту. - Ну да, коня. Всё прекрасно, логично и предельно обоснованно. Смерть привела мне коня. Лошадь. Лошадку. Иго-го...
- Прекрати паясничать. Я не смерть.
- А кто? Санта, я не узнаю тебя, ты помолодел... - несостоявшийся покойник нервно хихикнул. Абсурдность ситуации чрезвычайно его забавляла, однако гость, похоже, его веселья совершенно не разделял.
- Меня зовут Анку. Я не смерть, я проводник. Пойдём, - парень протянул руку, и Сэнди, повинуясь этому жесту, наконец-то отлип от стола и сделал неуверенный шаг в сторону окна. Анку, которому, видно, вконец осточертело это представление, расправил свои бордово-застиранные крылья, схватил мужчину за руку и с необычайной лёгкостью выдернул вслед за собой, прямо в тёмное декабрьское небо.
Ни удивиться, ни испугаться, ни даже почувствовать падения Сэнди не успел. Он не успел даже толком осознать, что произошло, поскольку увидел коня, как только поднял взгляд. Сперва ему показалось, что перед ним лишь игра лунного света и дёрганых зимних теней, но потом... Потом он понял, что ему это вовсе не казалось. Мертвенно-бледное мерцание лунных лучей, переплетаясь, вырисовывало в темноте очертания самого прекрасного животного, которое Сэнди только мог себе представить. Протянув руку, он дотронулся до него кончиками пальцев, боясь, что вот сейчас это существо исчезнет, развеется, обрушится на землю миллирадами сверкающих лунных пылинок. Но конь наклонил к нему голову, щекотнул щёку тёплым дыханием... И Сэнди показалось, что ещё немного, и он поймёт, и вспомнит всё то, что сейчас мучительно зашевелилось, заворочалось где-то в самых тёмнах глубинах его памяти.
- Он твой, - тихо прозвучал где-то позади голос Анку. - Это твой конь, а ты - Всадник.
- Последний? - спросил Сэнди, ласково касаясь шелковистой лошадиной морды.
- Последний, - кивнул Анку. - Четвёртый, если быть точным.
Сэнди улыбнулся, легко взлетел на спину своего лунного видения и взмыл в небо, оставив на земле рваное тёмное пятнышко своей тени. Трудно было представить предмет, менее нужный ему сейчас, чем собственная тень, и поэтому она осталась где-то внизу - там же, где остались и вся его жизнь, и смерть, которой так и не довелось приключиться. Он ещё пожалеет о последнем, но это будет потом, много миров и много вечностей спустя.
- Куда теперь? - крикнул Четвёртый Всадник своему проводнику, оставшемуся где-то внизу.
- На восток, - донёсся голос Анку, - Остальные уже готовы и ждут тебя. Поторопись, у вас ещё много дел!..
Бросив мимолётный взгляд на крыши корпусов хосписа, Сэнди подумал, что ему ещё придётся сюда вернуться, и это пройзойдёт очень скоро.
"Как там было?.. Конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следует за ним..."
Наручные часы показывали без пяти минут полночь. Через пять минут заканчивалось двадцатое декабря...
-
-
06.03.2011 в 06:57Гм... в календарях не люди, а даты. Попасть туда можно разве что таким, как Мартин Лютер.